Легкий романс, который не претендует ни на что. История о Оливере и Гермионе. Больше ничего говорить не буду - читайте сами =) Повествование ведется от лица Оливера. Предупреждение: расхождение со сценираем книги и огромный ООС персонажей. Просто я их вижу именно такими. И еще, я точно не помню во сколько лет разница в возрасте Гермионы и Оливера.
    Роман || гет || NC-17 || Глав: 1 ||

Я встретил тебя осенью. Первого сентября, когда ты первый раз увидела Хогвартс. Ты была такая маленькая и смешная со своими спутанными непослушными волосами. Ты была большой зазнайкой. Да и сейчас такая же. Ты все всегда знаешь и это – твоя особенность. Мы с тобой не общались. Только иногда, когда пересекались на переменах, мы говорили друг другу: «Привет!», и ты бежала на урок. Всегда такая занятая. Даже на матче по квиддичу ты всегда была с книжкой. Меня не покидало ощущение, что если бы Гарри тебя не вытаскивал на матч, ты бы с радостью оставалась в библиотеке. Ты любила там бывать. А когда тебе было тринадцать, ты приходила туда не только читать. За последнюю полку, за самый дальний стол ты садилась, чтобы плакать. Я не знал из-за чего, я просто не мог подойти и нарушить твое уединение. Мне казалось, что ты не хотела никого видеть, и я просто смотрел на тебя, боясь пошевелиться, чтобы ты меня не заметила. Ты была похожа на ангела. Ты и сейчас такая же. Может, я тебя увижу. Когда-нибудь…
А еще… а еще я помню твои слезы не только в библиотеке. Это было зимой…

…Я с Мартой Грасс, с моей девушкой на то время, шел по коридорам. Она держала меня за руку и что-то без перерыва рассказывала. Мы встречались уже месяц, и тебя я почти не видел. Только иногда. В общей гостиной, перед камином. Ты постоянно там сидела с Гарри, Роном и толстенным томом. Почему-то ты казалась немного грустной, когда видела меня с Грасс. Или это просто была паранойя, вызванная моей симпатией к тебе? В общем, как понял я, ты просто гуляла после отбоя. Я и предположить не мог, что ты вообще когда-нибудь нарушишь правила. Ты вышла из-за поворота в тот момент, когда я поцеловал Грасс. Странно, но когда я оторвался от нее, ты смотрела на нас с непониманием и какой-то досадой. Тебе тогда было всего тринадцать. Совсем еще ребенок. Может, именно это зацепило меня. Но когда ты убегала, я увидел слезы. Ты плакала. Я сразу побежал за тобой. Почему? Зачем мне это было нужно? Ведь это был шаг к тебе. В след мне что-то кричала Марта. Я узнал, что она говорила только на следующий день. Мы с ней расстались. Когда я прибежал в гостиную, увидел тебя. Ты плакала. Почему-то я не хотел тебя тревожить. Но мне безумно хотелось подойти к тебе и прижать так сильно, что бы ты почувствовала, как бьется мое сердце. Прямо как в библиотеке. Ты услышала, что кто-то вошел и оглянулась. Увидев меня, ты поспешно вытерла слезы.
- Привет, извини… Я не должна была там оказаться… Я ничего такого… Просто… - ты начала шептать что-то, извиняясь. Я подошел и сел на другое кресло рядом с камином.
- Ничего страшного. Почему ты плачешь? Обидел кто? – ты удивленно посмотрела на меня, а потом улыбнулась. Такая детская и невинная улыбка… Она обезоруживала.
- Да нет, просто. Должен же человек когда-то плакать… - немного не убедительно сказала ты и, уткнувшись взглядом в пол, улыбнулась.
- Точно? – бесстрастный и немного отстраненный кивок, – Ну, хорошо.
Мы просидели так минут пять. Я не знал, что сказать, а ты, казалось, слишком ушла в свои мысли, что бы замечать мое присутствие, и когда я начал вставать, что бы уйти, ты тихо сказала:
- Ты можешь остаться.
Ты говорила немного отстраненно и очень тихо, что я еле различил бы слова, если бы в комнате не была столь идеальная тишина. Я поджал губы и снова сел.
- Ты любишь квиддич? – такой неожиданный вопрос, что я сначала не понял о чем речь, но когда до меня дошел смысл вопроса, я усмехнулся. Ты удивленно посмотрела на меня.
- Да, люблю.
Это был очень странный вопрос. Ты могла бы и сама догадаться, но я не стал ничего говорить. Просто у нас никогда не было такого общения.
- Ты здорово летаешь, - ты, снова улыбнувшись мне, немного смущенно продолжила:
- Ты научишь меня летать? – ты закусила губу.
- Но ты сама говорила, что квиддич – это чушь.
- Да, говорила, но я же не прошу тебя научить меня играть в квиддич, я просто хочу научиться летать…

И я тогда научил тебя летать. Я никогда не забуду твое восхищенное лицо, когда ты поднялась в воздух. Я летел рядом, для страховки и видел твою ясную и такую счастливую улыбку. Казалось, что никто в мире не умеет так улыбаться, как это делаешь ты. И я был тоже счастлив. Не знаю почему, но это было так здорово – летать с тобой! Мы стали друзьями. Да, каждую ночь мы выбирались из замка и летали. Мы доверяли друг другу. И ты мне рассказывала все. Только, когда я у тебя спросил причину твоих слез, ты промолчала. Я не знаю почему, но тогда ты отвела взгляд в сторону и покачала головой. Я понял. Понял, что ты не хочешь говорить, я и не настаивал.

А потом начался последний мой год. Было грустно, что я уеду, а ты останешься здесь. И никакие письма не заменят твое общество! Ты была на четвертом курсе, когда Гарри стал участником Турнира Трех Волшебников. Ты очень беспокоилась за него, а я за тебя. Ты на спала ночами и каждый день думала, как ему помочь. И даже когда мы встречались ночью, ты говорила только о том, как боишься за друга. Я тебя и не винил. Я все прекрасно понимал. И ты часто плакала, но только при мне. Ты не боялась показать мне свои слезы. И я был рад этому. Если бы ты только знала, как ты мне дорога… А потом ты встретила Крама и начала с ним общаться. Я ревновал, но ревность и обиду выдавал за беспокойство. Ты целыми днями пропадала и я не знал где ты и с кем ты… Хотя, знал. С Крамом. Слава Мерлину, ты не пропадала еще и ночами. Да, я много думал на этот счет. Факт того, что ты приходила летать ночью не говорил, что ты с ним не спишь. И я отговаривал себя от этой бредовой мысли тем, что тебе четырнадцать и ты в своем уме.

Я помню ту ночь, когда мы поссорились. Я был груб с тобой, но я тогда все высказал, что думаю о Краме. А ты говорила, что он хороший…

… Ты только что приземлилась и теперь усаживалась на траву с мечтательной улыбкой. Я посмотрел на тебя и спросил, заранее зная ответ:
- Ты влюбилась?
- С чего ты взял? – Гермиона, ты никогда не была хорошей актрисой и не умела скрывать чувства! Ты это тогда тоже поняла и продолжила, - Да. Это Виктор.
- Почему-то я так и знал. Мне он не нравится, Гермиона. Ему восемнадцать лет! Ты только подумай, что…
Я не успел договорить. Ты, вся сердитая, меня перебила на половине слова:
- Оливер! С чего ты взял, что ему что-то нужно от меня? Ты судишь предвзято!
Ты помолчала немного, а потом тихо закончила:
- Он Гарри и Рону тоже не нравится…
- Это не удивительно. Гарри ловец, а Крам лучше его в этом деле. А Рон… Просто Рону ты не безразлична, по-моему…
Я тоже помолчал минут пять и снова продолжил:
- Не общайся с ним. Я боюсь за тебя.
- Оливер! Он не такой уж и плохой. Он славный! И ты его совсем не знаешь! Я не маленькая, Оливер. Я в состоянии определить, с кем можно общаться, а с кем – нет, - ты была возмущена. И сердита. Я никогда не видел тебя такой. А еще я тебя не понимал. Ревность застелила глаза, и в мозгу отдавалось отчетливое: «Как она может его защищать?!»
- Гермиона, факт того, что ему восемнадцать делает его опасным для тебя.
- Бога ради, Оливер, не говори, как моя мама.
- Гермиона, мне он не нравится. Я не желаю тебя видеть с ним. Прошу.
- Я не собираюсь обижать ни в чем не повинного человека.
- Ты сейчас обижаешь меня.
- Чем?
Я промолчал и отвел глаза в сторону, надеясь, что ты поймешь. Поймешь, что я не хочу говорить. Я сказал лишнего. Ты не должна знать о моей ревности.
- Чем, Оливер?
Я посмотрел на тебя и усмехнулся.
- Тем, что ты не хочешь меня услышать.
- Я слышу тебя прекрасно! И все, что ты говоришь – бред! Я не хочу и не буду с ним расставаться! – ты вскочила с травы и теперь смотрела на меня с верху вниз. Ты была сейчас, как ребенок. Как избалованный ребенок. Руки в боки, взгляд горит. Осталось только ножкой топнуть для полноты образа.
- Гермиона! – я тоже вскочил, - Он изнасилует тебя где-нибудь, а ты ничего не докажешь! Потому что просто не будет доказательств! Он уже зрелый, совершеннолетний волшебник! Если ты такая наивная дура, не приходи ко мне жаловаться!
Да, я вспылил. Но она же сама первая начала.
- Вот уж спасибо тебе! Никогда не думала, что ты мне такое скажешь! – в глазах стояли слезы. Ты же была всего лишь маленькой девочкой. Наивной и немного глупой. А я просто хотел тебе уберечь. Сделал только хуже. Ты повернулась и пошла быстрым шагом в направлении замка. Ты обиделась…

После той истории я пытался подойти к тебе, но ты не желала слушать и говорить со мной. Оставшиеся два месяца я потратил, просиживая все свое время в библиотеке и готовясь к экзаменам. У меня просто не было возможности с тобой увидеться. А ты и не проявляла желания. Я скучал. Страшно, дико, невозможно скучал. И хотел опять оказаться в тот первый вечер, когда ты села на метлу. Настали экзамены, которые я сдал на «превосходно». Ты бы гордилась мной. Наверное… И последняя неделя прошла на то, что бы найти тебя в огромном замке. Факт того, что мы жили в одной башне, не имел никакого значения. Ты очень хорошо и умело избегала меня. И мне пришлось сдаться. Закончился этот долгий год, и я уехал. Я не видел тебя три года. Ужасно долгих три года. Я стал вратарем в сборной Англии и добился большого успеха, кстати. Квиддич хоть как-то помогал мне отвлечься от грустных мыслей, но и даже на метле я вспоминал тебя. Как ты первый раз села на метлу, немного боясь, какая была улыбка на твоем лице, как светился твой взгляд счастьем… Это было невозможно забыть! Даже через мучительно долгих и почти невозможных три года. Три года, что я не видел тебя. Иногда я садился писать письмо, но черед пятнадцать минут бросал это дело – ничего действительно достойного не приходило в голову, и я был абсолютно уверен, что ты выкинешь послание, даже не открыв его.

Я сменил десятки женщин и ни одна – ни одна! – не смогла бы мне заменить тебя. С каждой я провстречался не больше месяца, но и этого мне было достаточно, чтобы она мне надоела. Я даже пробивал алкоголь… Ну и что, скажите мне на милость, что я нашел в тебе?! Ты же была совсем ребенок, когда я с тобой… дружил. А сейчас ты, Гермиона, наверное, нашла себе парня, строишь дорогу в жизнь и это дорога точно никогда не пересечется с моей! Так чего я парюсь? Просто я до сих пор не могу себе простить, то что тогда сильно тебя обидел. Да, точно, так оно и есть. Я просто чувствую вину. И ничего больше,… наверное…

Я ударил по столу кулаком, а тот жалобно затрещал. Я всегда так делал, когда начинал вспоминать все, что было. Наверное, стол должен был уже давно треснуть, ибо я вспоминаю о тебе слишком часто. Из-за сильного удара бокал с виски подпрыгнул, и жидкость немного расплескалась по, все еще, гладкой поверхности. Я не обратил внимания.
Я сегодня опять не ложился спать, а мне не особо и хотелось…

Прошла еще неделя безделья. Игры за кубок Мира закончились, мне выдали деньги и отправили отдыхать. На три месяца. Сумма было порядочная, так что эти месяцы я мог тратиться не задумываясь. Неожиданный стук в окно прервал меня. Это была серо-коричневая сипуха, сильно бьющаяся в мое окно. Я медленно открыл его. Сова протянула мне лапу, даже не намериваясь влетать в мою квартиру. К лапе птицы было привязано три конверта, что поразило меня. Я отвязал конверт со своим именем, а сипуха немедленно вылетела, ухнув на прощание. Конверт был тонкий. Я даже понятия не имел от кого это. Быстро вытащив письмо, я прочитал его. С каждой строчкой мои брови все больше и больше сходились на переносице, образовывая внушительную морщину.

«Уважаемый, Оливер Вуд!
В связи с тем, что Тот-Кого-Нельзя-Называть начал военные действия и открыто напал на Школу чародейства и Волшебства: Хогвартс. Мы просим Вас о помощи. Пот-ключ и есть письмо.
С уважением,
Директор школы Чародейства и волшебства: Хогвартс,
Минерва МакГонагал.»

Началась война… Открытая. На меня нахлынул шок, но он исчез, когда меня рванул невидимый крюк в районе пупка. Осталось холодная решительность. Я оказался в пабе «Кабанья голова». Там уже было довольно много народу. Аберфорт Дамблдор, владелец паба, уже переправлял волшебников через портрет.

Спустя какое-то время я прошел через протрет, а за ним преодолел и тоннель. Я оказался в какой-то комнате. Здесь было несколько учеников. А еще здесь были Рон, Гарри и ты, Гермиона. Я на секунду остановился. Ты заметила меня, я знаю. Смотрела. И в глазах не было ни капли обиды. Только… неужели ты скучала? А я опять вдруг отчетливо увидел картины из прошлого. Твой полет, твои слезы… Хотелось подбежать и обнять. Крепко-крепко, так, как никогда себе не позволял. Хотелось целовать. Теперь было бы можно! Ты стала так красива и так женственна. Что-то, конечно, осталось прежним: упрямый немного приподнятый вверх подбородок, красивые, манящие губы. Взгляд, конечно, стал другим. Более решительным и жестким. Но все такой же теплый цвет… Я решительно продолжил идти. Не улыбнулся. Я подошел к директору. МакГонагол сказала, что бы я пока шел в коридор. Во время сражения я буду в холле.

А замок нисколько не изменился. Он был все таким же. Стены Хогвартса таинственно впитывали страх, который я испытывал. Я прошел пару метров и завернул за угол. Облокотившись о стену я подумал, что, если умру, то никто ничего не потеряет. У меня не жены и детей. Так что это будет не большая потеря. Да, вот с таким пессимизмом я думал о предстоящей битве. Нет, я не пессимист. Я – реалист. И в сложившейся ситуации было ясно, что, если я не погибну, то это будет подарком судьбы…
Мои размышления о смерти прервал отчетливый звук шагов. Шла девушка… В голове предстал твой образ.

- Привет? – это была действительно ты. Такая же красивая. Я как будто перенесся на три года назад. Почему ты спрашивала?
- Привет, - немного помолчав, я продолжил, - Ты изменилась.
Ты улыбнулась, но твои глаза горели плохо скрываемым страхом.
- Спасибо, ты тоже, - твой голос дрожал. Ты боялась. Сильно. Я слишком хорошо знал тебя… Может, теперь не очень, но некоторые вещи никогда не меняюсь.
И тут ты обняла меня. Крепко. А я мог только обнять тебя в ответ. Ты уткнулась мне в шею и плакала – я чувствовал твои горячие слезы на своей коже. Ты что-то шептала, а я, утешая, гладил по спине. Я не знал, что нужно говорить в таких ситуациях. Ты немного отстранилась, но все также крепко обнимала, как будто боялась, что я исчезну.
- Поцелуй меня, - твой голос был решительным. Я помню, ты говорила таким тоном, когда хотела, что бы я что-то сделал.
- Что?
- Поцелуй… меня.
Я не удержался. Ты была слишком близко, что не позволяло отчетливо думать. И я поцеловал. Послав свой здравый смысл куда подальше, я целовал тебя. Как-то отстранено я подумал, что ты просто боялась, что я умру или ты.
Я резко поменял позицию, и теперь ты была прижата к стене. И не было никаких «неправильно» и «нельзя». Была только жажда и неимоверное счастье, что я могу тебя целовать. В перерывах между поцелуями я умудрился сказать:
- Я очень… скучал… по тебе…
Под рубашкой я почувствовал твои холодные руки. Я даже не знал что делать. Для меня ведь ты была все тем же ребенком, но ты им давно не являлась. Я только сейчас понял, что и в пятнадцать лет ты уже была вполне самостоятельной и… относительно взрослой. Боже, сколько раз я себе представлял, что ты меня целуешь? Я и представить не мог, что все так захватывающе. Хотелось целовать тебя до умопомрачения, когда не хватает дыхание и единственное желание, чтобы ты была моей, абсолютно. Стало ужасно жарко, а одежда лишь мешала полностью насладиться ощущением твоего тела, прижатого к моему. Ты с жаром отвечала на поцелуй. Дураку было понятно, что ты хочешь меня также, как и я тебя.
Неожиданно твои руки исчезли из-под рубашки и оказались на груди. Ты оттолкнула меня, а я поддался. Я не знал, что ты собиралась делать, но твое желание всегда было законом для меня. Ты слабо улыбнулась. Смущенная и такая притягательная, что мне понадобилось пару секунд, чтобы взять себя в руки и не наброситься на тебя. Когда ты подняла глаза, я увидел в них стыд, желание и легкий страх. Почему-то показалось, что до меня тебя никто не целовал так и ты не позволяла себе большего. Почему в моей голове возникли эти глупые мысли? Тебе ведь уже восемнадцать. Ты взрослая. И у тебя определенно есть молодой человек. Скорее всего, Рон, если я все еще знаю тебя достаточно хорошо. Ты молчала. А я пытался понять, о чем ты думаешь. Чего ты хочешь…
- Знаешь, - наконец проговорила ты срывающимся голосом, - Мне жутко не хватало тебя все эти годы.
Ты немного помолчала, а потом опять заговорила:
- Мы ведь останемся друзьями? Ты ведь простил меня?
Это звучало по детски, с каплей утверждения. Друзьями? Ты хочешь быть друзьями? Если ты хочешь, я дам тебе дружбу. Я просто не выдержу, если ты опять исчезнет из моей жизни. Кажется, мое разочарование от твоих слов показалось на моем лице – ты немного нахмурилась и уставилась поверх моего плеча.
- Если ты не хочешь… то я конечно…
Казалось, что ты сейчас заплачешь. А я не мог позволить. Я просто не мог. Я прижал палец к твоим губам.
- Тшш, - я протянул руку и снова прижал к себе. Мягко и осторожно, - Если ты хочешь, чтобы я был твоим другом, я им стану.
- Что ты имеешь введу? – тихо произнесла ты и немного отстранилась от меня, чтобы видеть мое лицо.
- Я не могу тебя потерять еще раз, - я собрался с силами и продолжил, - Просто я очень…
Мне на дал договорить взрыв, объявляющий о начале боя. Прямо как в дешевом романе! Я поцеловал тебя. Быстро – у нас не было времени. Я с болью оторвался от твоих губ – ощущение, что это наш последний поцелуй оглушило меня. Я собрал все силы и побежал. В холл, там, где сейчас завязался бой.

На ходу я достал палочку. В голове крутилось четкое «живи». И я пообещал себе, что ни ты, ни я сегодня не умрем. Неважно кем я буду тебе, но я буду с тобой. Это звучало чертовски глупо. Я бы даже засмеялся, если бы вспомнил, как это делается. Что там обычно обещают себе в такие минуты? Если умереть, то унести с собой столько жизней, сколько сможешь? Это была ирония, вызванная страхом. Да, я боялся. А кто не боялся в эту минуту? Кто не боялся за свою жизнь и за жизнь родного? Только безумец. Такой же, с которым нам предстояло сразиться.

Боже! Сколько погибло людей? Скольких я убил? Сколько людей потеряли своих родных?

Я проходил по рядам погибших. Много незнакомых мне лиц приносили уныние и печаль. Когда я дошел до семьи Уизли, то на минуту закрыл глаза. Фред. Фред Уизли. Лучший защитник. Отличный человек, душа компании. Сейчас он лежал на полу мертвенно-белый, а его близнец Джордж плакал на его груди. Я никогда не думал, что кто-то из этих ребят сможет заплакать. Очевидно, я и не думал, что эти близнецы могут потерять друг друга. Что один может жить без другого. Вся семья Уизли была тут, оплакивая брата, сына. Миссис Уизли задыхалась от боли и горя. Я не мог больше смотреть на эту картину и отвернулся. Мне казалось, что, если я сейчас не уйду из этого зала, то задохнусь. Я быстро встал и почти бегом покинул «зал мертвых». Я не помню, как я оказался в этом коридоре. Я помню лишь то, что я бежал. Быстро. Не обращая внимания на усталость и сбитое дыхание. Казалось, что я могу убежать от этого. Но как только я остался один, все те страхи, которые я загнал на самый край, снова дали о себе знать. Мое дыхание было тяжелым. Я прижался к стене. От мыслей, что я потерял тебя, мои ноги подкосили, и мне ничего не оставалось, как сползти по стенке на пол. Я пока не видел тебя. Ни среди мертвых, ни среди живых. Мой кулак уже на автомате ударил пол. Кисть свело болью, а на костяшках виднелись ссадины с кровью. Видимо, удар был очень сильным. Я в очередной раз не обратил на это внимания. Я сидел так примерно минут десять, может, пятнадцать. Я не следил за временем. А потом я вскочил с места и побежал. В голове отдавалось тупое: «Найди ее!» и «Ты должен!». Я добежал до Большого зала, который покинул совсем недавно. На лицах выживших отражались смешанные чувства. Радость и печаль, гордость и боль… Радость, потому что выжили; гордость, потому что победили; печаль и боль, потому что не защитили, потому что не уберегли, потому что потеряли.

Ты тоже была здесь. Я не могу объяснить, что я чувствовал в тот момент, когда увидел тебя. Ты жива. Мы будем вместе. Ну, а кем мы будем… Об этом я подумаю потом. Главное, что ты была тут. Что ты была жива. Ты была с семьей Уизли. Ты плакала на плече у… Рона. А тот обнимал тебя. Боже! Как глупо! Ты на что-то надеялся, Оливер? Взгляни на нее! Она счастлива. Ее взгляд был прикован к мертвому близнецу.
Я осмелился подойти. Я ведь был другом?
- Гермиона? – почему-то мой голос надломился и немного охрип. Ты резко отстранилась от Рона и повернулась ко мне. Ты была… Рада? Да, я навсегда запомнил это выражение. С того самого момента, когда села в первый раз на метлу.
- Боже, Оливер… - выдохнула ты, обнимая меня. Брови Рона нахмурились, а вид стал очень угрюмым.
Я обнимал тебя в ответ. Я мог простоять так очень долго. Ты что-то шептала, но я смог расслышать что-то вроде «Как я рада…», «Ты жив…» и «Я боялась потерять тебя…». А я гладил тебя по волосам и повторял:
- Я с тобой.
Было все до абсурдного глупо. Сейчас мы должны были поцеловаться и поклясться в вечной любви. Я тихо усмехнулся. А потом усмешка превратилась в счастливую улыбку.

Мы сидели на скамье Гриффиндора. Ты и я. Ты держала меня за руку, как будто боялась, что, если отпустишь, то я вновь исчезну из твоей жизни. Здесь было мало народу. Недалеко от нас сидели Джинни и Гарри. Они целовались, что меня немного удивило.
- Гермиона, - я решился задать важный вопрос. Ты подняла на меня глаза, - а что… что у вас с Роном?
Я немного запинался. Ты удивилась. Потом немного нахмурилась.
- А что у нас с ним?
Ты часто отвечала вопросом на вопрос.
- Мне показалось, что вы вместе.
Ты улыбнулась, а потом негромко рассмеялась.
- Мы друзья, Оливер. Он мне как брат.
Я облегченно вздохнул. Ты это заметила и рассмеялась. Я тоже улыбнулся. Я вспомнил, как это делается.
Здесь было шумно, а я хотел побыть с тобой один на один.
- Как ты думаешь, если мы сейчас с тобой уйдем отсюда – никто не заметит?
Ты приподняла бровь.
- Никто. А мы куда-то идем?
Да, ты изменилась. Раньше ты не была такой. Я даже не знаю, как охарактеризовать. Ты просто повзрослела. Ты перестала быть ребенком, что я не раз замечал.
- Да. Идем.
Я встал и потянул тебя за руку.
Мы быстро ретировались из замка, и я повел тебя на поле. Это было единственное место, где бы мы могли побыть одни.
Я постелил свою мантию на траву и сел. Ты тоже сала рядом со мной, взяв за руку. Я легко улыбнулся – мне нравилось, что мы держались за руку. В очередной раз в моей голове пронеслось определение: «Дешевый роман», но также быстро исчезло. Я легко поглаживал твою кисть. Она такая маленькая и хрупкая.
Я задрал голову вверх. Небо было ясным и на нем блестели тысячи звезд, как дорогие камни. Как тысячи бриллиантов.
Я вспомнил, что так и не сказал тебе пред тем, как убежать. Я скажу тебе потом. Для этого у нас есть целая жизнь, не так ли?
Я посмотрел на тебя. Ты смотрела на звезды и плакала. Я прижал тебя к себе, а ты обняла в ответ.
- Я не могу поверить. Сколько погибло… Сколько боли… Мы победили и проиграли…
Твой голос был осипшим и заплаканным.
- Они погибли, сражаясь за нас, Гермиона. За наши жизни. А боль когда-нибудь пройдет, но мы не забудем…
Я зарылся лицом в твои густые волосы с запахом корицы и вдыхал твой запах. Мне не хватало его. Я поцеловал тебя в макушку. Мы сидели так очень долго. Из замка доносился легкий шум.
Через какое-то время ты немного отстранилась, но лишь на столько, чтобы поднять голову и посмотреть на меня. Ты не плакала, и слезы уже давно высохли. Ты робко потянулась ко мне, чтобы поцеловать. Я не стал сам целовать тебя. Я ждал, когда ты меня поцелуешь. Твои губы прижались к моим так робко, так открыто. Сейчас ты была ребенком. Ты всегда была такая разная. Тогда, в коридоре ты была другой, а сейчас ты была все той же девочкой. Ощущение того, что у нее был маленький опыт, снова охватило меня. Нет, дело было не в сексе, а именно в отношениях.
Мой язык проскользнул в твои приоткрытые губы. Ты была так доверчива и невинна. Ты доверяла мне.
Твои руки снова оказались под мой рубашкой. Моя кожа помнила прикосновение этих маленьких нежных пальчиков. Твои руки были такие же холодные, как и тогда, в коридоре. Я усадил тебя на колени, а ты еще сильнее прижалась ко мне. Как по волшебству все звуки стихли, только бешеный пульс разбивал идеальную тишину. Не хватала воздуха. Поцелуй становился более страстным, более захватывающим. Было не возможно оторваться от этих восхитительных губ, не смотря на нехватку кислорода. Ты снова убрала руки из-под рубашки, но лишь для того, чтобы неуверенно расстегнуть пару пуговиц на рубашке. А потом ты оторвалась от меня и посмотрела на мое лицо. Ты закусила губу и нахмурилась. Ты всегда так делала, когда не знала, что делать. Сейчас ты была все той же маленькой девочкой, которая плакала в библиотеке, спорила со мной по пустякам, упрямилась. И вот точно так же хмурила брови, когда задумывалась над чем-то. Твои руки все также обнимали меня за шею. Я потянулся к твоим губам и легко поцеловал. Ты же опрокинула меня на спину и уселась верхом.
- Стой, - я засмеялся, когда ты начала меня щекотать. Не с того, не с сего! Казалось, пару мгновений назад ты пылала от желания, а теперь вот так по детски щекотишь меня, - Я же… Я же боюсь щекотки!
Мы смеялись. Твой звонкий и задорный и мой сиплый смех.
Я перевернулся, и ты оказалась прижатая к земле. Твои руки я держал над головой. Ты продолжала смеяться. Я приблизился к твоему лицу так, что мои губу почти касались твоих.
- Никогда больше так не делай, - прошептал я, улыбаясь. Ты попыталась поцеловать меня, но я немного отстранился. Ты приподняла бровь, уже собираясь обидеться, когда я поцеловал тебя. Сейчас мы были два ребенка. Два ребенка, которые соскучились друг по друге. Друг с другом мы смогли на немного забыть, о тех потерях, о той боли. Но ведь боль не может длиться вечно. Как бы мы не скорбели, как не было больно. В жизни не может быть все черным. Есть грусть, а есть радость. Наверно, это хороший знак, раз мы можем расслабиться. Хоть на чуть-чуть.

Но, как и всему хорошему, этому мгновению приходит конец. Кто-то видимо обнаружил нашу «пропажу».
- Гермиона? – слабый и надломленный голос. Я посмотрел на обладателя этого голоса. Ну конечно, как всегда, по закону подлости это был никто иной, как Рон Уизли.
Я понимал, почему он был удивлен. Конечно, картина маслом! Я прижимаю тебя, а твои руки я держу над головой. Твои ноги прижимают меня ближе к себе. А мы сами целуемся. Второго смысла я здесь не вижу. И Рон тоже не находит. Сначала бледное лицо начинает краснеть, отчего его волосы кажутся еще ярче.
- В нужное время, в нужном месте, - тихо пробормотал я и начал вставать. Ты прижала меня к себе ногами, не желая отпускать.
- Гермиона, как я встану, если ты меня не пускаешь? – все также тихо сказал я, что бы Рон ничего не услышал.
Когда я поднялся и помог тебе встать, Рон уже стремительно шел, вытаскивая палочку. Я удивленно поднял бровь, но свою палочку не достал.
- Гермиона, отойди от него! Он ничего тебе не сделал?
Тут меня пробрало на смех. Я смеялся. Получилось немного нервно, но, похоже, никто этого не заметил.
- Я ведь ничего не сделал… Пока, - я тихо прошептал тебе на ухо, от чего ты залилась легким румянцем.
Рон направил палочку на меня.
- Рон, объясни меня что ты собираешься делать? И по какому, собственно, поводу? – строго спросила ты.
Нет, все-таки кое-что никогда не измениться. И ты тоже, Гермиона.
- Он приставал к тебе, Гермиона. Я слепой, по-твоему? – он был зол, но не предпринимал попыток напасть на меня.
- Ты дурак, Рональд, - в сердцах сказала ты, - Неужели ты думаешь, что я дам кому-нибудь приставать ко мне?
- Нет, но…, - Рон отпустил палочку, но все так же злобно смотрел на меня.
- Вот и все, Рон. Дело закрыто. Обвиняемый оправдан.
Ты слегка улыбнулась и придвинулась ко мне ближе. От этого Рон помрачнел еще больше. Он ревновал? Это самое верное объяснение того, как он на меня смотрит.
- Вы идете в замок? – тон Уизли не выражал ничего.
- Да, я думаю, пара вернуться, - я взял тебя за руку, в другую руку взял мантию и, не смотря на твой молчаливый протест, потянул в сторону к замку.

Мы, не сговариваясь, пришли в гостиную Гриффиндора. Сколько я тут не был? Так много, чтобы соскучиться и так мало, чтобы забыть эту уютную комнату. Все было точно таким же, как и три года назад. Казалось, что та ссора, которая вытеснила меня из твоей жизни, была так давно. Как будто и не было вовсе. Особенно, когда ты сжимала мою руку. Мы поднялись в спальню. Для мальчиков – замок не разрешил бы мне подняться в спальню к девочкам.

- А что было после того, как я уехал? – этот вопрос я задал, когда мы сели на кровать.
- Хм… - ты немного задумалась, - После победы на Турнире Трех Волшебников от Гарри отвернулся весь волшебный мир. Точнее его две трети. Если ты читал «Пророк», то должен знать что было в Министерстве, а потом…
- Нет, подожди. Что было с тобой?
Ты немного задумалась и закусила губу.
- После того, как ты уехал, мне было трудно. Гарри и Рон не могли заменить тебя… - ты остановилась, как будто сказала что-то лишнее, - Мы занимались спасения мира. Ты уехал. Я думала, что не увижу тебя… Черт побери! Почему ты не попрощался? Почему не писал потом?!
Сначала ты толкнула меня, а потом крепко прижалась к моему телу. Как будто не зала, что делать. Твои маленькие пальчики отчаянно схватились за рубашку. Точно так же, как ты держала меня за руку в зале. А потом начала целовать. Нет, не робко, как на поле. Ты целовала меня, как будто не пила несколько дней, а я был тем, кто мог утолить жажду. Я, не задумываясь, поцеловал тебя в ответ. Мой язык, почти по хозяйски, скользнул в твой рот. Легко прошелся по нёбу, что вызвало твой легкий стон. А потом я просто не мог сдержать себя. Мы были одни, а ты так доверчиво целовала меня, что не было желания останавливаться. Я опрокинул тебя на кровать и прижался к тебе. Мои губы переместились на твою шею, а я язык рисовал затейливые узоры на нежной коже. А твои руки расстегивали рубашку. Также робко. Расстегнув две пуговички, ты остановилась. Я быстро оторвался от своего занятия и посмотрел на твое лицо. Оно было залито румянцем. Все тот же ребенок.
- Не бойся. Я могу прекратить, если ты не хочешь, - кое-как смог сказать я.
- Нет… Нет. Просто. Я не знаю, что делать… - твой голос снизился до шепота. Ты отвела глаза. Ребенок…
Я долго смотрел на тебя, не шевелясь. Я снова ждал, когда ты меня поцелуешь. Ты казалась такой маленькой и хрупкой. Я боялся тебя напугать. Сомнений, что у тебя не было мужчин, не возникало. Ты аккуратно потянулась за поцелуем. Я отвечал, не так пламенно, как несколько мгновений назад. Я ждал, когда ты подашь мне знак. Через минуту твой язык уверено проник в мой рот. Борьба языков возобновилась. Ты снова начала расстегивать рубашку. Твои пальцы касались моей горячей кожи, что сводило с ума. Я хотел тебя. Сильно. И ты хотела меня. Я это точно знал. Когда ты стянула с меня рубашку, твои руки прошли по моей груди, слегка задев сосок. Я тихо застонал. Ты сказала, что не знаешь, что делать! Но, тем не менее, твои прикосновения, робкие и неумелые, приносили блаженство. Я не мог представить себе даже в самых больных и нереальных фантазиях, что все будет именно так. Твоя мантия давно валялась на полу. Я быстро расстегнул блузку и аккуратно снял. За три года я научился довольно быстро расстегивать бюстгальтеры. Но сейчас дрожащие пальцы не могли справиться с упрямой застежкой, что очень злило. Мои губы тем временем целовали твои ключицы, а твои руки запутались в моих волосах, притягивая еще ближе. Брюки были невыносимо тесными, и мне пришлось приложить всю выдержку, чтобы не разорвать нашу одежду и не взять тебя. Я этого не хотел. Я даже думать об этом не мог. Мне было противно думать, что я могу сделать тебе больно. Наконец застежка бюстгальтера поддалась, и я снял еще одну деталь твоего гардероба, обнажая твою грудь. Мои губы сразу перешли на оголившейся участок кожи, а язык начал играть с твоим соском, что вызывало твои более громкие стоны. Я долго целовал твою грудь. Мне нравилось слышать, как ты стонешь. Потом мои губы начали целовать твой живот. У тебя была такая нежная кожа. Я готов был целовать всю твое тело, не останавливаясь. Когда мой язык проник впадинку пупка, ты выгнулась ко мне на встречу. А потом, выпутавшись из моих волос, положила руки на щеки, заставляя оторваться от своего занятия. Ты потянула вверх. Я приподнял бровь в знак удивления, но, как только мое лицо оказалось на уровне с твоим, ты начала целовать меня. Также пламенно. Ни намека на робость. Твои руки уверено провели по груди, вновь задев мой сосок и вызвав легкую дрожь и стон, и начали бороться с ремнем на брюках. Когда ремень полетел на пол, ты расстегнула молнию. Ты задела мое самое чувствительное место в данной ситуации, на что я застонал и еще плотнее прижался к тебе. Кое-как мы сняли брюки. Я снова принялся целовать твой живот, попутно снимая джинсы. Снимая чулки, я покрыл твои ноги легкими поцелуями от внутренней стороны бедра до щиколотки и обратно. Тебе нравилось, что я делаю – ты закрыла глаза и улыбалась. А еще постанывала. Когда я снял единственную деталь твоего туалета, ты немного сжалась. Я снова поцеловал твой живот, потом грудь и снова вернулся к твоим губам. Ты снова расслабилась, когда я тебя поцеловал. Я провел рукой по твоей нежной кожей. Рука слабо сжала твою грудь. Ты потянулась к трусам. Ты уже не стеснялась. Ты полностью отдалась мне и моим прикосновениям. Я хотел ласкать тебя. Целовать каждый миллиметр тела и слышать, как каждое прикосновение моих губ вызывает твой ответный стон. Но я не мог больше сдерживать себя. Желание быть с тобой одним целым, войти в тебя было невозможным. А я хотел быть по максимуму нежным. Ты стянула с меня последнюю вещь, что мешала овладеть тобой. Трусы полетели в неизвестном направлении. Я поудобней устроился между твоих ног и медленно вошел в тебя. Ты втянула воздух сквозь губы и сжалась.
- Прости… - все, что у меня получилось – это тихой шепот.
- Ничего… Просто подожди.
Ты точно также ответила шепотом. А я ждал. Несмотря на неистовое желание начать двигаться, я ждал. Через, ужасно долгих, пару мгновений ты расслабилась и качнула бедрами, сильнее прижимая меня к себе. Я осторожно двигался в тебе, боясь причинить боль. И уголка твоего глаза скатилась слеза. Я снова остановился. Я целовал твои губы, твой нос, твой подбородок, твою шею в попытке успокоить боль. Ты вновь качнула бедрами на этот раз настойчивее. Я двигался в тебе медленно. Аккуратно. Сейчас ты была ребенком. Хотя пару минут назад, когда ты стонала под моими прикосновениями, ты была взрослой. Как странно…
Ты прижимала мои бедра к себе ногами. Наше дыхание было сбивчивым. Я хотел шептать, говорить, кричать, как я счастлив. Впервые я чувствовал себя целым. Не половиной, а целиком и полностью. Я был твой, а ты была моей. И не было больше преград. Мы были вместе, как в дешевом романе, чему я безумно радовался. Ведь лучше банальный хеппи-энд, чем запутанная и оригинальная драма. Когда мы кончили, я долго и выходил из тебя по двум причинам. Во-первых, ты меня не пускала, все также прижимая к себе ногами, а во-вторых, этого не хотел я. Мне было спокойно и уютно. Впервые за три года.

~~~***~~~

Оливер лежал на животе, подперев рукой голову, чтобы удобнее было смотреть за Гермионой, которая сладко потягивалась. Простынь сползла до бедер и не скрывала стройную ножку и грудь девушки. Она повернулась в сторону молодого мужчину и вопросительно посмотрела на него.
- Так что ты говорил о своих записях? – спросила Гермиона тоном, по которому можно было понять, что просто так сменить тему не получится.
- Да так… Ничего особенного, - сказал Оливер, невинно улыбаясь. Он явно надеялся не показывать свой дневник.
С той ночи победы прошло три месяца. Игры возобновились и тренировки, но это не мешало проводить кучу времени с Гермионой. Они были поистине счастливы.
- Нет, Оливер! – Гермиона наклонилась и поцеловала Оливера. Тот ответил и уже надеялся замять разговор утренним сексом, как Гермиона отстранилась, - Ну, пожалуйста!
Как он мог отказать ей? Он всегда поддавался ей. С обреченным вздохом он отстранился от девушки и полез в прикроватную тумбочку. Оливер передал ей тетрадь обтянутую красной кожей и с золотой надписью: «Воспоминания из прошлого Оливера Вуда.»
- Нет. Прочитай ты.
Я с новым вздохом открыл дневник и начал читать:
- «Я встретил тебя осенью. Первого сентября, когда ты первый раз увидела Хогвартс. Ты была такая маленькая и смешная со своими спутанными непослушными волосами. Ты была большой зазнайкой. Да и сейчас такая же. Ты все всегда знаешь и это – твоя особенность. Мы с тобой не общались. Только иногда, когда пересекались на переменах, мы говорили друг другу: «Привет!», и ты бежала на урок. Всегда такая занятая. Даже на матче по квиддичу ты всегда была с книжкой. Меня не покидало ощущение, что если бы Гарри тебя не вытаскивал на матч, ты бы с радостью оставалась в библиотеке. Ты любила там бывать. А когда тебе было тринадцать, ты приходила туда не только читать. За последнюю полку, за самый дальний стол ты садилась, чтобы плакать. Я не знал из-за чего, я просто не мог подойти и нарушить твое уединение. Мне казалось, что ты не хотела никого видеть, и я просто смотрел на тебя, боясь пошевелиться, чтобы ты меня не заметила. Ты была похожа на ангела. Ты и сейчас такая же. Может, я тебя увижу. Когда-нибудь…»