Осень

Глава 1

* * *
Конец августа в этом году необычайно тёплый и сухой. Над пригородом Лондона висит жаркое марево, и очертания аккуратных белых коттеджей расплываются в раскалённом воздухе. На улице пустота и тишина, в этой тишине раздаётся негромкий хлопок, и, откуда ни возьмись, появляется девушка в слегка помятом льняном костюме. Она быстро оглядывается по сторонам, подходит к двери крайнего коттеджа и, взмахнув рукой, что-то быстро шепчет. Дверь открывается - как по волшебству. Впрочем, она и открывается именно по волшебству.
Пройдя через маленький холл, девушка оказывается в гостиной. Там прохладно, в воздухе витает аромат кофе и сладковатый сытный дух свежевыпеченной сдобы. Обстановка весьма скромная: стандартный набор мебели – диван, два кожаных кресла, круглый стеклянный столик. На стеллажах стоят книги – старинные тяжёлые фолианты в кожаных переплётах выглядят слегка неуместно рядом с развешанными по стенам плакатами квиддичных команд. В одном из кресел расслабленно дремлет темноволосый парень в линялых джинсах и безрукавке. Его руки закинуты за голову, правая нога покоится на маленьком пуфике. Девушка бросает короткий взгляд на колено, обтянутое помятой голубой тканью – даже под ней видно, что кожа бугрится шрамами – и на переносице у неё появляется хмурая морщинка. Впрочем, как только сидящий открывает глаза, морщинка сразу же исчезает. Парень улыбается.
– Привет, Гермиона. Как добралась?
– Привет, Гарри. Отлично, – она усаживается в соседнее кресло, - вкусно пахнет…
– Сегодня очередь Драко готовить, – Поттер смеётся, поворачивает голову в сторону двери и кричит:
– Малфой, ты там скоро?
– Дайте мне пару минут, – отвечают ему из кухни, - Здравствуй, Грейнджер.
– Привет. А что там у тебя так пахнет?
– Лимонные булочки с шафраном.
– Звучит потрясающе.
– Рад это слышать, - в кухне грохает что-то металлическое и раздаётся злобное: «Акцио, твою мать, полотенце!»
– Он в своём репертуаре, – шепчет Гермиона в ответ на улыбку Гарри.
– Я всё слышу! – раздражённо отвечают из кухни, и в комнату входит высокий худой блондин, единственный из присутствующих, кто одет не в маггловскую одежду, а в длинную тёмно-синюю мантию. Он опускает на столик несколько бутылок усладэля, кивает Гермионе и усаживается на диван.
– Ну, как дела в нашей альма-матер?
– Превосходно. Глотаем последний воздух свободы.
– А, точно, ведь август на исходе. Сочувствую, Грейнджер. А как крёстный?
– Что ему сделается, - Гарри пренебрежительно встряхивает головой.
– Вопрос был не к тебе, Поттер, но как я мог забыть, что Великие Герои вечно лезут не в своё дело…
– Ладно, не ссорьтесь, - Гермиона хмурится, - всё хорошо, Драко, он передавал тебе привет.
– Спасибо.
– Он ещё просил узнать, как насчёт его предложения?
– Пока ничего не ясно. В октябре будет пересмотр дела, и, если судимость снимут…
– Что значит «если»? – по смуглому поттеровскому лбу пробегает тонкая рябь морщинок, – снимут её безо всяких «если», Драко, ты что? Шеклбот мне лично обещал…
– Это было пять лет назад, Поттер, - голос Малфоя звучит устало, - с тех пор нимб Избранного мог слегка запылиться. Вот если бы ты послушался меня и пошёл в Аврорат…
– Ты опять? В Аврорат, говоришь? С этим? – Гарри резким движением руки указывает на правое колено.
Гермиона болезненно морщится. Она слишком хорошо помнит Последнюю Битву, рёв множества глоток, беспорядочные залпы заклинаний… и омерзительную вонь горелого мяса. В Гарри тогда угодило тёмное заклятие, которое испепелило бы его на месте, но Роул был ранен, и удар прошёл по касательной. Однако этого хватило, чтобы превратить колено Поттера в месиво обугленных тканей. И ещё она помнит огромный судебный зал Визенгамота, стальные решётки, перечёркивавшие сгорбленную фигуру Драко, и как Гарри, хромая, с огромным трудом шёл к трибуне, за которой ему предстояло давать свидетельские показания. Хриплое «Я не буду отвечать на ваши вопросы, потому что супруги не имеют права свидетельствовать друг против друга» погрузило зал в страшную мертвящую тишину, которая через несколько секунд взорвалась истерическим воплями и щёлканьем бесчисленных колдокамер. А после выступлений Снейпа и Вуда Драко получил условное наказание и был освобождён из-под стражи прямо в зале суда. Грязный, измученный, он вышел из-за решётки, пожал руку вспотевшему адвокату и через весь зал, под прицелом сотен глаз, направился к Поттеру. Они встали почти вплотную друг к другу, одновременно вытащили обручальные кольца – Гарри просто из кармана, а Малфой снял с висевшей на шее цепочки – надели и переплели пальцы. Спустя секунду обоих окутало слабое золотистое сияние, подтверждающее заключённый брак. А потом они, всё так же держась за руки, вышли из зала...

* * *

– Слушай, через полгода семилетие курса. Приедете с Драко?
– Конечно. Ну, если ничего не изменится…
– А что может измениться?
– Много чего. Например, поговаривают о новом Мировом чемпионате. Первом после победы. Не в Англии, разумеется, речь шла о Восточной Европе. Тогда меня может не быть здесь.
– А как …ммм… тебе не мешает…
– Я не хромой на метле, Гермиона.
– Извини. Кстати, Невилл передавал тебе привет. И Луна.
– Старый добрый Лонгботтом! Всё гоняет детишек пересаживать растопырник? А Луна молодец. Сколько они уже вместе?
– С похорон Дамблдора.
– Ни хрена себе!
– Что такое?
– Как же это я ничего не замечал… там не предвидится пока новых маленьких Лонгботтомов?
– Не знаю. Пошли ему сову да спроси.
– Пошлю как-нибудь.
– Всё ты врешь.
– Герми, не начинай эту хрень снова.
– Ничего я не начинаю.
– Вот и не начинай. Драко! Как там насчёт пожрать?
– Через десять минут. И кончайте сосать пиво, лопнете.
– Ладно, ладно, не ной…

Пауза. Гермиона сбрасывает туфли и поджимает под себя ноги. Ногти покрыты прозрачным лаком, на cмуглой лодыжке тонкий браслет в виде змейки. Гарри невольно проезжается по всему этому великолепию сальным взглядом и берёт новую бутылку.
– Браслетик неплох. Подарок?
– Да.
– И когда эти хреновы слизеринцы избавятся от тяги к змеям?
– А ты скажи мне это на Серпентарго.
– Сссслушшшай, вышшшшшвырни эту ххххрень…

Хохот.

– Хорошо получилось?
– Десять баллов Гриффиндору, Гарри. А мне что, не идёт?
– Идёт, конечно. Он его сам тебе надевал?
– Оставь ЕГО в покое.
– И в мыслях не было к нему приставать. Я что, похож на извращенца?
– Нет. Но на хамоватого недоумка точно.
– Спасибо.
– Не за что.

Снова пауза. Щелкает зажигалка.

– Слушай, давай не будем ссориться. Не хочу. Лучше скажи, что делать с Роном. Ты попробуешь уговорить его приехать на годовщину?
– Да-а, Поттер. Вот это называется не ссориться.
– Не заводись, Герми…
– Тогда сам не заводи меня, мудак! «Уговори приехать»… в последний раз я была у него три месяца назад. Привезла нашу новую разработку – зелье от магического паралича. Хотела вытащить его просто пройтись по улице. Знаешь, чего я только ни перепробовала!! Давай косметические чары, Ронни, давай я попрошу Гарри тоже приехать, пойдём вместе. Давай ты, наконец, начнёшь принимать то, что я привожу… А знаешь, что я услышала в ответ? Сорок минут простояла под дверью его комнаты, а он заговорил только раз. Окатил меня матом, какого я не слыхала даже от Пивза в его лучшие времена. И велел убираться к Мерлину. У него даже голос не такой, как был… а ты, ты… козёл! Ты давно к нему ездил?!
– Ты же знаешь. Он меня тоже прогоняет. Я только Молли оставляю денег, да привожу кое-что из вещей…

Поттер опускает голову и съеживается, становясь вдруг до боли похожим на свою анимагическую форму. Гермиона устало прикрывает глаза.

– Прости, Гарри.
– Проехали. Я просто надеялся, что к тебе он отнесётся иначе.
– Это с чего бы? Ты его лучший друг.
– Но… с тобой он был так близок…

Резкий смех.

– Гарри. Милый! Да не ближе, чем с тобой! И я не о постели, если ты понимаешь.
– Туше.
– Я старалась.

Она тоже закуривает, резко затягивается и, полузакрыв глаза, выдыхает дым. Гарри помнит, что Гермиона начала курить два года назад – вскоре после переезда к Рону, в некогда обожаемую ими всеми «Нору». Тогда у неё ещё вовсю играла кровь на тему «я-вытащу-его-он-выздоровеет-и-всё-будет-как-раньше». Грейнджер хватило почти на год. Потом она сбежала, неделю безвылазно провела в своей квартирке в Лондоне, оставшейся от родителей, выпила за это время столько же огневиски, сколько за всю свою прошедшую жизнь, и послала Гарри сову с отчаянной запиской. Когда он примчался, Гермиона была похожа на свой собственный призрак. Потребовался месяц в Мунго, чтобы привести её в относительное равновесие. А потом, не без протекции Макгонагалл, ей предложили аспирантуру по трансфигурации в Хогвартсе и место преподавателя для младших курсов… И она схватилась за это, как утопающий за соломинку. Однако не покатило. Гермиона по-прежнему была не в себе. Пару раз, когда Гарри, то один, то с Малфоем, навещал её, он поражался царившему в её комнатах бардаку, и это у Гермионы – такой чистюли, а дома Драко, сморщив нос, сказал, что от Грейнджер разило перегаром. Они тогда здорово полаялись – Поттер слишком хорошо знал, что обоняние у супруга отличное, но не хотел верить… и вдруг всё изменилось. Гермиона аппарировала к ним и, сияя, сообщила, что решила сменить специализацию – профессор Снейп предложил ей место ассистента. Она прекрасно выглядела, да и вела себя не так, как весь прошедший год. Тогда Гарри даже обрадовался, не зная, что ассистенту нового директора найдётся занятие и в его спальне… Узнав об этом, Поттер пришёл в ярость, но вскоре почти смирился: теперь Гермиона казалась вполне довольной жизнью и собой, и если такова была цена – что ж, оно того стоило. Они по-прежнему были очень близки, посвящая друг друга практически во все радости и неурядицы собственных жизней. Единственное, о чём Гермиона говорить избегала – о том времени, что провела после войны с Роном Уизли…

– В общем, честно, Гарри, я устала от этой темы… Знаешь, когда мы пытались жить вместе, я начала умирать через пару месяцев. Ты и понятия не имеешь, что это такое. Молли пылинки с меня сдувала, смотрела как на богиню, которая мановением руки исцелит её мальчика, нет, поначалу приятно и повышает самооценку, а потом устаёшь, и нервы сдают нахрен, я ведь была ещё сопливой девчонкой и больше никем, Гарри, понимаешь?.. Флер, которая до сих пор говорит со мной, словно с идиоткой, и лижется с Биллом, будто всё как раньше. Вот только рожа у Билла такая, что страшно смотреть, да и, по-моему, всё это стало ему надоедать… Фред со своими истериками в каждый cвой день рождения – то есть, день рождения Джорджа… а в остальное время он сидит, Гарри, целыми днями сидит в своей лавке и рассматривает старые колдографии – если не пьёт с Мундугусом, конечно. Даже не знаю, почему магазин до сих пор популярен, но, в любом случае, Фред хоть не бедствует. И матери с Роном подкидывает иногда…

Гарри неотрывно смотрит на шевелящиеся губы подруги, на кунжутные зёрна веснушек, золотящих тонкую переносицу, на пальцы, потирающие матово-белый столбик сигареты – она держит её по-мужски, большим и указательным: военная привычка, от которой Гермиона почему-то не хочет избавляться. А девушка продолжает говорить, и острый подбородок её нервически подрагивает, словно пытаясь удержать поток горьких слов:

– Знаешь… наверное, ещё смерть Артура так подействовала на них… я часто об этом думала. А когда появлялась Джинни, она… она, ты не поверишь, вела себя почти как Флер. Такая тщательно маскируемая брезгливость во взгляде… Дин в новенькой форме аврора… И разговоры… аккуратно выясняла, как у тебя дела, и этак удовлетворённо усмехалась. Неоднократно намекала, что разрыв с тобой – самый верный поступок в её жизни. Никогда не думала, что Джинни – Джинни! – станет такой… Меня и сейчас от них тянет блевать.

Внезапно она вскидывает голову и подаётся вперёд, глядя Поттеру прямо в глаза.

– Но это не самое страшное, Гарри.
Вечером… мы оставались вдвоём. Вдвоём, в его комнате.

Поттер вздрагивает.

– Герми… дорогая. Не надо.

– Что «не надо»?! Он сидел в кресле. Постоянно в кресле у окна. Держал руку на коленях, жёлтую, с растопыренными пальцами. Лицо… ну то, что от него осталось, безразличное, глаз как пуговица. Я выходила из душа, ложилась в постель и просила Мерлина и Господа Бога, чтоб он не прикасался ко мне, но уже через пару минут он вставал, стягивал одежду и … это было мерзко, Гарри. Словно Рон мстил мне за что-то. А наутро я убирала следы укусов и синяки и с улыбкой спускалась к завтраку. Молли смотрела на меня с обожанием… иногда мне кажется, что она всё чувствовала, и… и… ей нравилось происходящее.

– Не сходи с ума, Герми. Ну. Что ты? И не думай так про Молли. Не надо.

Гермиона с силой раздавливает окурок в пепельнице и проводит ладонями по лицу, словно стряхивая тени прошлого.

– Да, что это я… Ладно, не бери в голову. Я преувеличиваю. На самом деле - первые месяцы были не так уж плохи. Просто, когда он повадился драться…

И испуганно закусывает губу. Гарри ошеломлён.

– Твою мать. Рон, Рон тебя бил?!
– Ну, это сильно сказано, Гарри… и давай закроем эту тему.
– Не я её затронул.
– Да. Я виновата. Извини.
– Это ты меня извини. Я попробую ещё к нему заехать. На неделе.
– Мне это уже безразлично, Гарри. Я сбежала оттуда, думая, что совершаю подлость, и готова была вернуться по первому его зову. Год прожила с чемоданным настроением. Как дура пялилась на сов, влетающих в Большой Зал. Вот только он не позвал меня. И я перегорела.
– Гермиона, я…
– А вот и кофе!

Драко Малфой левитирует в гостиную поднос, наполненный до отказа. Друзья встряхиваются и придвигаются к столу. Несколько минут проходит в наслаждении гастрономическими чудесами.

– Мммм… очаровательно, Малфой. Неужели ты всё сам?
– «Магическая кулинария», Грейнджер, отличная вещь. Рекомендую. Стоишь, пялишься в книжку и произносишь заклинания. А уж потом…
– Да ладно. У тебя настоящий талант.
– Ооо! Стоило напрягаться, чтобы услышать такой комплимент. Спасибо. Подарить тебе экземплярчик? Будешь подкармливать моего бывшего декана… Он мне спасибо скажет.
– Увы, Малфой, я никогда не стремилась овладеть этим искусством. А Северус предпочитает кухню Хогвартса.
– Если вообще ест что-нибудь, кроме Антиревматического Зелья…
– Ну, хватит, Поттер, в самом деле!
– Ладно-ладно…
– Кстати, насчёт зелий. Читал-читал твою новую работу, Грейнджер… и вынужден признать, что она весьма недурственна. Конечно, чувствуется помощь Северуса… но ты и сама молодец. Небось, думаешь об учёной степени?
– Надеюсь. Кстати, в конце сентября будет Общеевропейская Конференция Зельеваров в Брюсселе. У ме… у нас там доклад. Если тебе интересно…. Ты же увлекался…
– Да. Спасибо, Гермиона.
– Не за что. Так я пришлю сову с приглашением.
– Конечно.
– А меня, - Гарри с наигранной обидой смотрит на обоих, - значит, никто не зовёт.
– При твоей любви к зельям…
– Не к зельям, а к одному конкретному зельевару…
– Поттер!
– Оставь его, Драко. Пусть болтает что хочет.

Они с наслаждением потягивают действительно отличный малфоевский кофе и одновременно все трое тянутся к сигаретам. И смеются.

– Да… дурные мысли материальны, - говорит Гермиона, затягиваясь.
– А Северуса не бесит, что ты куришь? – Драко вытягивает ноги.
– Да он привык уже.
– Кроме того, ты по-прежнему, как дура, прячешься с сигаретой по углам…
– Ну, и прячусь. Зачем его лишний раз расстраивать?
– Расстраивать?!.. Да он должен каждый вечер Мерлину сто поклонов бить, что ты вообще с ним. Ой, Герми, ну что ты за…
– Гарри. Заткнись. Пожалуйста.

Карие глаза опасно светлеют. Гермиона подаётся вперёд и цедит.

– Прекрати это. Давай я всё же скажу, и закончим. Мы с Северусом вместе. Ты – мой лучший друг. Но если ты не прекратишь свои инсинуации… мне жаль будет потерять тебя, Гарри.

Поттер зло смотрит ей в глаза.

– И из-за этого… - он сдерживается, - ты готова послать подальше десять лет нашей дружбы?
– Нет. Гарри. Ещё раз повторяю: ты – мой лучший друг. Но…
– Слушайте, эти разговоры мне изрядно надоели, - раздражённо говорит Малфой, – неужели нельзя о чём-нибудь другом? Поттер, расскажи ей лучше про Вуда.

Гермиона быстро, нервно смаргивает.
– Что-то случилось?
– Наверное, да, – Гарри опускает глаза.

Малфой смотрит в сторону. Судьбы его бывших соратников сложились очень и очень по-разному. Уоррингтон с Ноттом покинули страну через три дня после Последней Битвы – проскочили в числе последних, пока Визенгамот не закрыл границы. Они обосновались в Колумбии, магическое сообщество которой не выдавало Британии беглецов. Теперь Кайл и Теодор охраняли какого-то маггловского зельевара, изготовлявшего для своих соплеменников дурманящие составы: в мире простецов такие искусники зарабатывали очень недурно, но нуждались в мерах повышенной безопасности. Малфой не видел их уже пять лет, а редкие письма, приносимые почему-то исключительно попугаями, были коротки и сухи – живы, здоровы, не бедствуем. Он ненавидел эти письма – от изящного аристократического почерка Уорри и крупных чётких букв, написанных рукой Тео, просто разило чудовищной горечью и застарелой болью. Англичанину трудно прижиться на чужой земле, но понять и прочувствовать это можно, только оказавшись оторванным от мира, в котором ты рос с младенчества. Единственное, что утешало Драко, когда он глядел в каминное пламя, пожирающее исписанные листы, – Уоррингтон и Нотт по-прежнему были вместе. И он старался не думать о том, что это может быть обусловлено просто страхом одиночества.

Грегори и Винсент погибли в Битве. У них не было даже могил – огненный шквал какого-то малоизвестного заклятия испепелил тела бывших друзей и охранников Драко, а холодный шотландский ветер развеял их прах над вересковыми пустошами… Миллисент, которую тренировала лично тётя Белла, до последнего защищала вход в покои Лорда и получила Аваду от кого-то из авроров. Пэнси повезло больше: она была осуждена на три года Азкабана, но, отсидев меньше половины срока, попала под амнистию – свою роль сыграли юный возраст, тяжёлое поражение лёгких, которое она заработала в ледяной камере, и, не в последнюю очередь, связи её отца. Старый Паркинсон никогда не был близок к Волдеморту, зато он был крупным специалистом по недвижимости, и его таланты очень пригодились победившей стороне. Через год после освобождения Пэнси стала женой одного из Уизли – Персиваля, который ещё с довоенных времён не общался со своей семьёй. Теперь, будучи супругой ответственного министерского работника, бывшая мисс Паркинсон даже не вспоминала о своём прошлом, которое её рыжий муж деликатно именовал «ошибками молодости».

С Флинтом дело обстояло по-иному. У него тоже была возможность скрыться – большинство боевиков имели на случай поражения комплект фальшивых документов и законсервированный фиал Оборотного зелья. Но он не сделал этого: Вуд, получивший в Битве Круцио третьей степени, без сознания валялся в Мунго, и инстинкт самосохранения отступил перед любовью. Марка взяли прямо в приёмном отделении, куда он пришёл, почти не скрываясь, в надежде, что сможет хоть что-то узнать о своём любовнике. Результат – пять лет Азкабана, выход на свободу с чистой совестью под гласный надзор Аврората и контролирующие заклятия на палочке. Все эти пять лет Вуд ждал его, невзирая на мольбы родителей и осуждение бывших соратников, а после освобождения они с вдвоём сняли небольшую квартирку в Хогсмиде, и Оливер сумел убедить капитана своей команды замолвить за Флинта словечко в Квиддичной Лиге. Сейчас у них всё обстояло хорошо…. вроде бы.

– Так что там с Оливером, Гарри?
– Понимаешь… – Поттер нерешительно мнётся, – Ол собирается уходить из команды. Я спрашивал – почему, а он говорит: последствия контузии… не верится мне что-то. Может, ты с ним поговоришь? Вы тогда часто общались, я помню.
– И что? Я с ним общалась по службе, как аналитик.
– Да, я понимаю. Но мне кажется, тебе он скажет настоящую причину.

Гермиона вспоминает усталое лицо бывшего руководителя аналитической группы, его грустные карие глаза, мягкую рассеянную улыбку… Она решительно кивает.
– Ладно, договорились. Я попрошу Хуч послать ему сову – он давно обещал провести с её ребятами тренировочное занятие. А потом отловлю и расспрошу.
– Здорово. Спасибо, Герм.
– Да не за что… Ладно, мальчики, мне, пожалуй, пора. Спасибо за вечер.
– Тебе спасибо, - говорит Малфой.
– Да, Герм, спасибо, появляйся почаще.
– Я постараюсь. Всё, не провожайте.
Они целуются с Гарри и обмениваются кивками с Малфоем. Распрощавшись, Гермиона выходит из коттеджа на улицу, оглядывается по сторонам и. убедившись, что всё чисто, достаёт из кармана замаскированный под носовой платок порт-ключ.

* * *
Вихрь аппарации выбрасывает Гермиону у подножия Хогвартса. Она улыбается при виде громады каменных стен, глубоко вдыхает необыкновенно свежий после жаркого дня прохладный вечерний воздух и входит в замок. Всё уже спит – на ставшем привычным за это время пути в подземелья Гермиона встречает лишь Кровавого Барона, который приветствует молодого профессора Грейнджер церемонным кивком. Подойдя к знакомой двери, она касается палочкой латунной ручки, шепчет пароль и чувствует, как отдаётся в кисти слабая вибрация Охранных чар. Дверь распахивается. В небольшой гостиной темно, лишь подрагивает за резной медной решёткой желтоватое пламя, освещая сутулую фигуру в кресле у камина. Гермиона сбрасывает туфли и подходит к сидящему. Узкая ладонь девушки осторожно касается обильно окрашенных сединой длинных волос, скользит по худому плечу, обтянутому чёрным сукном мантии.
– Здравствуй.
– Здравствуй, - в хриплом голосе усталое раздражение, - ужин уже кончился, ты опоздала.
– Я не голодна.
– Поттер накормил тебя свежекупленным маггловским фастфудом?
– Нет, сегодня по кухне дежурил Драко.
– Что ж, надеюсь, ты догадалась проглотить перед едой безоар.
Гермиона смеётся.
– Это не в характере Малфоя, знаешь ли.
– Я бы не был столь категоричен. Достаточно вспомнить…
– Северус, не надо, - устало говорит Гермиона и садится, обняв руками колени, на ковёр подле кресла. Снейп негромко хмыкает.
– Ты сказала ему о Конференции?
– Конечно. Он был очень рад.
– Не сомневаюсь. А как насчёт вакансии?
– Всё будет зависеть от того, снимут ли судимость.
– Это, положим, я знаю и без тебя. Впрочем, надо будет побеседовать с Министром.
– Гарри тоже собирался.
– Вот как. – Снейп раздувает ноздри и презрительно усмехается, – Что ж, тогда мне и напрягаться не стоит – что значит слово бывшего Упивающегося в сравнении со словом убийцы Волдеморта?
– Я как раз думаю, что здесь может помочь только ваше общее слово, – подчёркнуто спокойно говорит Гермиона.
После небольшой паузы Снейп облизывает губы и нехотя произносит:
– Пожалуй, ты права.
– Вот и отлично, - она с трудом удерживает облегчённый вздох, – вам нужно будет обсудить это…
– Значит, обсудим. Ты уже решила, кто возьмёт твои классы, пока мы будем на Конференции?
– А кто кроме Горация? Он обещал. В конце концов, всего неделя…
– Неделя двойной нагрузки, заметь. В его возрасте это не слишком-то приятно.
– Ничего, куплю ему большую жестянку ананасов.
– Достойное решение… Кстати, – Снейп вдруг суёт руку в карман и начинает там рыться. Он хмурится, морщины на лбу и вокруг рта обозначаются резче, брови сдвигаются на переносице – с таким лицом он обычно взирает на провинившихся учеников. Гермиона выжидательно смотрит, как костлявые пальцы извлекают наружу и нервно стискивают небольшую коробку.
– Что это?
– Я бы хотел, чтобы в Брюсселе мы остановились в одном номере. И думаю, что волшебному сообществу совершенно незачем демонстрировать открытое сожительство педагога с его бывшей ученицей. Поэтому…

В открытой коробочке поблескивают на тёмно-зелёном бархате два кольца из красного золота – узких, совсем простых. Гермиона внимательно смотрит на них, чувствуя странную пустоту внутри. Кажется, девушкам полагается падать в обморок от счастья? Она поднимает голову и встречается с пристальным взглядом чёрных глаз – в их блестящей глубине тщательно скрываемое напряжение, почти страх. На миг ей становится мучительно жаль Снейпа. Гермиона мягко улыбается и, отвечая на невысказанный вопрос, говорит:
– Да, Северус. Да, – и кладёт голову на худое колено, утыкаясь лицом в потёртую ткань заношенной чёрной мантии.

Снейп тихо, почти неслышно выдыхает и опускает руку на затылок девушки, погружая пальцы в густую путаницу волос. Много лет назад он робко, исподтишка дотрагивался до медно-рыжих прядей той, другой – и от мимолётного касания его обдавало жаром, словно кожу лизнуло пламя. Те времена давно минули. Сейчас он видит, как переливаются в свете огня кудри тёмно-каштанового цвета, и в его движении нет боязни отказа. Пусть ладонь больше не плавит огненный жар, но теперь её ласкает мягкое тепло. Снейп никогда не бывает нежным. Не умеет. Просто не знает – как это делается. Но когда он осторожно гладит пушистые волосы, тепло это медленно поднимается вверх по его руке… от кончиков пальцев, и выше – к самому сердцу.

* * *

Малфой бесшумно выходит из кухни и видит, как Гарри, скривившись от напряжения, безрезультатно машет палочкой в направлении лестницы, ведущей на второй этаж.
– Акцио! Акцио Обезболивающее зелье!
Драко прикусывает губу. Опять. И ведь терпел, сукин сын, молча.
– Зря стараешься, дверь в ванную закрыта, - негромко говорит он.
Поттер вздрагивает и резко опускает палочку.
– Да пошёл ты! Просил же – не закрывай.
– Тебе нельзя пить эту дрянь в таких количествах.
– Так свари мне что-то безвредное, – огрызается Гарри, - только и умеешь, что языком трепать.
Малфой морщится, и Поттер, уловив тень, пробежавшую по его бледному лицу, тут же спохватывается:
– Ладно, извини. Я не буду больше.
– Как давно у тебя боли? – устало и раздражённо спрашивает Драко
– Пошёл на хуй. – Поттер моментально ощетинивается вновь.
– Пока тебя так корчит, это недостижимо.
Гарри вскидывается, но, натолкнувшись на насмешливый взгляд серых глаз, неожиданно прыскает.
– А ты всё об одном и том же, да, Малфой?
– А что ещё мне от тебя может быть нужно? Так всё-таки – давно болит?
– Уже почти час, – безнадёжно махнув рукой, Гарри оседает обратно в кресло.
– Что ж ты молчал, придурок?
– Не хотел… её расстраивать, – Поттер стремится скрыть ото всех последствия заклятия – периодически возобновляющиеся боли в искалеченном суставе. Узнай о них кто-то болтливый, время его пребывания в Квиддичной Лиге будет сокращено до нескольких минут, здесь и статус Всенародного Героя не поможет. Малфой уже почти два года экспериментирует с различными зельями, даже добился определённых положительных результатов, но убрать боли совсем не сумел… Во время ссор Гарри регулярно прикладывает его этим, а потом так же регулярно извиняется. Драко уже привык – и к обвинениям, и к извинениям: характер у Поттера всегда был не сахар, а сейчас и подавно. Он смотрит на скорчившегося в кресле мужа и, вздохнув, достаёт из кармана фиал.

– Пей, это поможет. Тут слабая концентрация.
Гарри торопливо проглатывает зелье и блаженно улыбается.
– Спасибо…
– Не за что, - Малфой вытаскивает его из кресла и с кряхтением поднимает на руки, – ну ты и отъелся, Поттер.
– Всё булочки твои, – Гарри обнимает его за шею, – ладно, давай я сам.
– Давай лучше Мобиликорпус.
– И не думай даже.
– Тогда помалкивай. Пошли… отвлеку тебя немного.

… Мягкий апельсиновый свет ночника в спальне наполняет смуглую кожу Гарри золотистым сиянием. Драко медленно целует его грудь и живот, шекочет рассыпавшимися волосами, Поттер тихо смеётся и нежно гладит его по лицу. Он устраивается, разведя ноги, на подушках, а Малфой сползает пониже и мягко обхватывает губами просыпающийся член.
– Блин, – внезапно говорит Гарри, продолжая ласкать пальцами бледную щеку, – знаешь, а я ведь до сих пор не могу понять… что она в нём нашла? Почему так получилось? Ну, ладно он, это естественно, но Гермиона… непонятно мне это.

Драко машинально поглаживает нежную кожу на внутренней поверхности поттеровского бедра и молчит. Губы, скользящие по блестящей розовой головке, складываются в грустную улыбку. Он вспоминает исцарапанные, покрытые грязью щеки Грейнджер, кислый, рвотно-кровавый запах над полем сражения, пустые холодные глаза лежащего навзничь отца, на которые уже нацелился потрепанный ворон, чудовищную усталость на лице Снейпа – когда он думал, что его никто не видит... и беззвучно шепчет про себя: «От войны нельзя ждать никаких благ». И думает, что старый сквиб Вергилий всё-таки ошибался.

Вслух он говорит только:
- Прости, Поттер, я тебе не отвечу. Проклятое воспитание – увы, оно не позволяет мне разговаривать с полным ртом.